а ты не боишься своих желаний?
сижу, обложившись стопками старых журналов, не зажигая света, пока густые сумерки не прорезает бесцеремонность оранжевого фонаря за окном. время, назад! школьное, неровное. сонное утро, плетусь вслед толпе, схлынувшей с электрички, мелочь в киоск, журнал под куртку и - в школу, листать до звонка, пока одноклассники обсуждают очередную ночную осаду в Lineage. или университет, скучная пара, последний ряд...
дни отчаянной тоски по памяти, которую сам же и предал. не осталось ни сомнений, ни сожалений; равно как и законченных воспоминаний. только листая страницы, связывая ассоциации, я могу рисовать нечёткие картинки, улавливать отголоски навсегда ушедшего для меня мира. и жизнь их будет недолгой, как всё бесполезное. сотрётся графит, собьётся волна, оставив меня один на один с беспощадным настоящим.
всё идёт своим путём. вижу Гришковца, брожу по Коломенскому, охотясь за скупыми лучами, под которыми уже кое-где тает лёд. скоро время Маслениц - жарких костров, блинных пиров и жадных глотков весны. пока же здесь всё застыло в февральском солнечном сне - древние стены, золочёные кресты, спутанные ветви. рассветный сон - самый крепкий...
погружение в дрёму
дни отчаянной тоски по памяти, которую сам же и предал. не осталось ни сомнений, ни сожалений; равно как и законченных воспоминаний. только листая страницы, связывая ассоциации, я могу рисовать нечёткие картинки, улавливать отголоски навсегда ушедшего для меня мира. и жизнь их будет недолгой, как всё бесполезное. сотрётся графит, собьётся волна, оставив меня один на один с беспощадным настоящим.
всё идёт своим путём. вижу Гришковца, брожу по Коломенскому, охотясь за скупыми лучами, под которыми уже кое-где тает лёд. скоро время Маслениц - жарких костров, блинных пиров и жадных глотков весны. пока же здесь всё застыло в февральском солнечном сне - древние стены, золочёные кресты, спутанные ветви. рассветный сон - самый крепкий...
погружение в дрёму
